Орсон Кард - Говорящий от имени мертвых (Голос тех, кого нет)
Со всей педантичностью она приступила к работе. Она выбросила все образцы и слайды, исследование которых было связано со смертью Пайпо.
Тщательно протерла везде, не оставив ни единой зацепки о проводимом эксперименте.
Затем повернулась к терминалу. Она сотрет всю информацию о проведенной работе. Затем уничтожит отчеты родителей, подтолкнувшие ее к открытию. Она уничтожит все, хотя это было смыслом ее жизни, главной темой ее научной деятельности. Все ее достижения должны исчезнуть за одно мгновение.
Компьютер остановил ее.
– Рабочие заметки зенобиологических исследований не подлежат уничтожению из памяти машины, – появилось сообщение. Она ничего не могла сделать. Она училась у своих родителей, их работы она изучала как священное писание: ничто не должно быть уничтожено, ничто не должно быть забыто. Святость знаний запала в ее душу глубже любого катехизиса. Ловушка парадокса. Знания убили Пайпо, уничтожить знания – вторично убить родителей, стереть даже память о них. Какое убийство из двух предпочесть?
Она не могла хранить знания, но не имела права их уничтожить.
Новинха сделала все, что могла: замаскировала информацию и защитила только ей известным паролем. Теперь никто не увидит эти данные кроме нее, до самой смерти. Только после ее смерти, пришедший на смену ей последователь раскроет спрятанную тайну. Лишь одно исключение – когда она выйдет замуж, ее муж, если сочтет нужным, тоже будет иметь право доступа к данным. Но она не выйдет замуж. Так будет даже проще.
Мрачное будущее поплыло перед глазами. Оно было неминуемым, бесцветным, безрадостным. Она хотела жить вечно, теперь ей тяжело выносить жизнь, жизнь без семьи, без любимого человека. Она ухватилась за смертельную догадку и тут же выпустила ее из рук. Вечное одиночество, вечная боль, вечная вина, постоянное ожидание смерти и страх перед ней. И лишь одно утешение: никто больше не умрет из-за нее.
Страшное отчаяние охватило ее, и в тот же момент она вспомнила «Королеву пчел и Гегемона», вспомнила Говорящего от имени Мертвых. Хотя настоящий автор – подлинный Говорящий – вот уже тысячи лет вечным сном спал в своей могиле, в других мирах жили новые Говорящие, служившие жрецами людей, не верящих в богов и признающих только одну ценность человеческую жизнь. Говорящие, чьим делом было вскрывать подлинные мотивы человеческих поступков и объявлять правду о жизни людей после их смерти. В этой бразильской колонии были священники вместо Говорящих, но священники не устраивали ее, она должна призвать настоящего Говорящего.
Она не сознавала раньше, что сама хотела делать это всю свою жизнь, с тех пор как впервые прочла и вдохновилась «Королевой Пчел и Гегемоном».
Она хотела постичь их умение, поэтому хорошо знала закон. Луситания была католической колонией, но Закон Звездных Путей разрешал любому горожанину призвать жреца для любого умершего, и Говорящие от имени Мертвых становились такими жрецами. Она имела полное право позвать, и если Говорящий отзывался, никто не мог запретить ему войти в чужой мир.
Возможно, ни один Говорящий не пожелает прийти, а, возможно, никто не сможет прибыть до ее смерти. Но у нее был шанс, что когда-нибудь – десять, двадцать, тридцать лет спустя – он появится и раскроет людям тайну жизни и смерти Пайпо. А, узнав правду, он четко и грамотно объяснит людям, что она любила, что было дорого ей в «Королевстве Пчел и Гегемоне», может быть это угасит ненависть, пылающую в ее сердце.
Ее призыв вошел в компьютер, ансибл разнесет его Говорящим близлежащих миров. «Постарайтесь прибыть», – просило ее сердце неизвестных слушателей. – «Даже, если ты разоблачишь жестокую правду моей вины.
Прибудь, несмотря ни на что».
Она проснулась с мучительной, тупой болью, свинцом разлившейся в затылке. Она повернулась к терминалу, который тут же выбрал оптимальный угол видение и развернулся, чтобы защитить ее от излучения. Но не боль разбудила ее. Она почувствовала нежное прикосновение, кто-то положил руку на плечо. На секунду ей показалось, что это – Говорящий от имени Мертвых, явившийся на ее зов.
– Новинха, – прошептал он. Нет, не Говорящий, другой. Тот, которого забрала у нее прошлая ночь.
– Лайбо, – выдохнула она. Она хотела встать, но слишком стремительно – судорога свела мышцы, голова закружилась. Она вскрикнула, его руки подхватили и поддержали ее.
– Все в порядке?
Теплота его дыхания согрела ее, она почувствовала успокоение, почувствовала дом.
– Ты искал меня.
– Новинха, я пришел, как только вырвался от них. Мама, наконец, уснула. Сейчас там Филипо, мой старший брат. Арбайте заботится о нас. Я…
– Ты хотел убедиться, что у меня все в порядке, – сказала она.
На секунду воцарилось молчание, затем снова зазвучал его голос, злой на этот раз, злой и отчаявшийся, и усталый, усталый, как годы, как свет умерших звезд.
– Бог свидетель, Иванова, я пришел не заботиться о тебе.
Внезапно что-то щелкнуло внутри нее, и слабый лучик зародившейся надежды погас.
– Ты должна сказать, что обнаружил отец в твоих голограммах. Что я должен был изобразить. Я думал, воспроизведение осталось, но когда я вернулся на станцию, оно исчезло.
– Разве?
– Ты прекрасно знаешь, Новинха. Никто, кроме тебя, не мог аннулировать программу. Я понял это.
– Почему?
Он вопросительно посмотрел на нее.
– Я понимаю, ты хочешь спать, Новинха. Но я абсолютно уверен, ты решила, что обнаруженное отцом в твоих голограммах и заставило свиней убить его.
Она молча смотрела на него. Он уже видел раньше этот взгляд, полный холодной решимости.
– Ты не хочешь показывать их мне? Я – зенадор, я имею право знать.
– Ты имеешь право знать все, что оставил тебе отец, все его записи и заметки. Ты имеешь право знать все, что я обнародую.
– Так обнародуй скорей.
Снова воцарилось молчание.
– Разве мы сможем понять свиноподобных, если не узнаем, что отец выяснил о них?
Она не отвечала.
– Ты несешь ответственность перед Ста Мирами, перед нашей возможностью понять единственную живую, чуждую нам расу. Как ты можешь сидеть здесь – что это значит, ты хочешь самостоятельно все обнаружить?
Хочешь быть первой? Прекрасно, будь первой. Я напишу твое имя на первой странице – Иванова Санта Катарина фон Хессе.
– Меня это мало заботит.
– Я тоже играю в эту игру. Ты не сможешь выяснить все до конца без того, что я знаю – я тоже могу скрыть свои наработки!
– Меня не интересуют твои наработки.
Это было слишком.
– Что же тебя интересует? Чего ты добиваешься от меня? – Он схватил ее за плечи, поднял со стула и встряхнул. Он закричал:
